Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг - Страница 99

Сосед. Напрасно, Михайла. Ох, напрасно, повадишь их.

Михайла (все держит в руке покупку). Напрасно так напрасно, мое дело. (К жене.) А ты меня учить хочешь. (Останавливается, глядя на покупку, и решительно подает ее прохожему, оглядываясь на жену.) Бери и это, дорогой чаю попьешь. (К жене.) А ты меня учить хочешь. Иди, сказано, иди. Растабарывать нечего.

Прохожий (берет покупку. Молчание). Ты думаешь, я не понимаю… (Голос дрожит.) Я в полном смысле понимаю. Избил бы ты меня, как собаку, мне бы легче было. Разве я не понимаю, кто я. Подлец я, дегенерат, значит. Прости Христа ради. (Бросает на стол чай-сахар и, всхлипывая, быстро уходит.)

Сосед. Аж заплакал, сердешный.

Михайла (жене). А ты меня учить хочешь.

Акулина. Тоже человек был.

Марфа. Спасибо чай не унес, а то бы и на заварку не было.

Занавес

Незаконченное, наброски

Зараженное семейство
(Комедия в пяти действиях)

Действие первое

Действующие лица

Иван Михайлович Прибышев , помещик, 50 лет.

Марья Васильевна , жена его, 48 лет.

Любовь Ивановна , дочь их, барышня, 18 лет.

Катерина Матвеевна Дудкина , племянница их, девица 26-ти лет.

Петр Иванович , их сын, гимназист, 15-ти лет.

Марья Исаевна , бывшая няня, теперь экономка, друг дома, из дворовых, 45 лет.

Алексей Павлович Твердынский , молодой человек, живущий на кондиции у Прибышевых, из духовного звания, 22-х лет.

Анатолий Дмитриевич Венеровский , акцизный чиновник, 35 лет.

Приказчик .

Староста .

Лакей .

Мужики .

Действие происходит в именье Прибышевых.

Утро. Гостиная деревенского помещичьего дома. Перед диваном круглый стол. На столе утренний чай и кофе.

Явление первое

Няня вяжет чулок, разливает чай стоя; Марья Васильевна сидит у стола, пьет чай.

Няня. Давайте чашку-то, налью. А то что, право, пить не пьете, только балуетесь. (Берег чашку.)

Марья Васильевна (обиженно). Постой, няня, я не допила еще. И что кричишь, точно с ребенком, право. Вот теперь налей. (Подает чашку.)

Няня. Стоишь, стоишь, стоишь, стоишь. Одиннадцатый час небось, а еще половину господ не перепоила. Вы откушаете — тут старый барин, тут стюдент с Петрушей прийдут.

Марья Васильевна. Какой стюдент? Студент говорится.

Няня. Не люблю я его, неаккуратный человек, за то он у меня стюдент. Пустой человек.

Марья Васильевна. А мне он жалок, няня.

Няня. Есть чего жалеть. Сказал ли он доброе слово кому, вот второй месяц в доме — только зубы скалит (передразнивая). Всех, кажется, пересмеял <с племянницей с вашей; да девкам от него прохода нет.> Нечесаный, а туда же липнет. Я уж Дуняшу научила: как он к тебе станет приставать, ты его по лицу, чтоб с синяком к обеду пришел. Пускай спросят — отчего? Да опять — что ж это? Одевать мы его взялись — что ли? Все постельное белье наше.

Марья Васильевна. Ах, няня — какая ты! Ты подумай — ведь он один, молодой человек, бедный. Я удивляюсь, право, отчего он худой такой?

Няня. Отъестся небось! Придут теперь с Петрушей, напьются; тут Катерина Матвеевна, золото-то наше, с книжкой придет… Отпоишь — ну, слава богу. Только снимешь, опять: кофею! завтракать! тонконогой приедет!

Марья Васильевна. Какие ты все прозванья даешь, няня! Это кто ж тонконогой?

Няня. А Анатолий Дмитрия, жених-то Любочкин…

Марья Васильевна. Как ты глупо говоришь. Отчего ж — жених? Так ездит молодой человек в дом.

Няня. Так вы и думаете, что глупее Марьи, няни, нет никого на свете. Кажется, тридцать лет вверху жимши, пора понимать. Что ж он вашего кофею не видал — что из города-то за семнадцать верст каждый божий день ездит. Нет-с, матушка, Любочкино-то приданое все сосчитал небось, так и ездит.

Марья Васильевна. Вот как ты судишь. Первое дело он не жених, а второе — уж вот кто на деньги не польстится. Анатолий Дмитриевич совсем не такой человек.

Няня. Без денег, матушка, в нынешнем веке никто не возьмет, какая красавица ни будь. Только в женихе корысти немного. Так какой-то немудрененький, по винной части служит, не бог знает что. Да и у людей спрашивала, не хвалят. Первое дело — скуп, другое — бахвал.

Марья Васильевна. Это еще какое слово? Как ты сказала?

Няня. Бахвал, матушка. Это по-нашему значит: я, мол, всех прекрасней, всех умней, и, окромя меня, все дураки.

Марья Васильевна. Вот и неправда. Он ученый, писатель. Да что ты понимаешь!

Няня. Только Любочку мне жалко, совсем-то ей голову вскружили.

Марья Васильевна. Может быть, он вовсе не за Любочкой, а за Катенькой ухаживает. Вот как ты!

Няня. Как же, дуру нашли, так я и поверила. С Катериной-то Матвевной побаловаться — это так. Еще она как в Петербурге в гувернерках жила, так к нему бегала, а жениться-то небось он знает, за кем деньги дадут, а за кем ничего.

Марья Васильевна. Катенька знакома была с ним в Петербурге. Ты во всем дурное видишь.

Няня. Да уж так, матушка, как в гувернерки пойдут, так и догувернерются. Это верно. Так-то и Катерина Матвевна.

Марья Васильевна (смеется и махает руками). Полно, глупости.

Няня. И то мы примечаем, что во всем доме другие порядки пошли. (И барин другой стал, посмирнел совсем, и учителя стюдента взяли заместо немца, и Катерине-то Матвевне волю дали, и детей всех распустили. Все другое стало, все по-новому пошло!)