Леонид Федорович. Он просыпается. Можно зажечь свечи.
Профессор (поспешно). Доктор, доктор, пожалуйста, температуру и пульс. Вы увидите, что сейчас обнаружится повышение.
Леонид Федорович (зажигает свечи). Ну что, господа неверующие?
Доктор (подходя к Семену и вставляя термометр). Ну-ка, молодец. Что, поспал? Ну-ка, это вставь и давай руки. (Смотрит на часы.)
Сахатов (пожимает плечами). Могу утверждать, что медиум не мог делать всего того, что происходило. Но нитка?.. Я бы желал объяснения нитки.
Леонид Федорович. Нитка, нитка! Тут были явления посерьезнее.
Сахатов. Не знаю. Во всяком случае — je réserve mon opinion.
Толстая барыня (к Сахатову). Нет, как же вы говорите: je réserve mon opinion. A младенец-то с крылышками? Разве вы не видали? Я сначала подумала, что это кажется; но потом ясно, ясно, как живой…
Сахатов. Могу говорить только о том, что видел. Я не видал этого, не видал.
Толстая барыня. Ну как же! Совсем ясно было видно. А с левой стороны монах в черном одеянье, еще нагнулся к нему…
Сахатов (отходит). Какое преувеличение!
Толстая барыня (обращается к доктору). Вы должны были видеть. Он с вашей стороны поднимался.
Доктор, не слушая ее, продолжает считать пульс. (Гросману.) И свет, свет от него, особенно вокруг личика. И выраженье такое кроткое, нежное, что-то вот этакое небесное! (Сама нежно улыбается.)
Гросман. Я видел свет фосфорический, предметы изменяли место, но более я ничего не видел.
Толстая барыня. Ну, полноте! Это вы так. Это оттого, что вы, ученые школы Шаркò, не верите в загробную жизнь. А меня никто теперь, никто в мире не разуверит в будущей жизни.
Гросман уходит от нее. Нет, нет, что ни говорите, а это одна из самых счастливых минут в моей жизни. Когда Саразате играл, и эта… Да! (Никто ее не слушает. Она подходит к Семену.) Ну, ты мне скажи, ты, дружок, что чувствовал? Очень тебе было тяжело?
Семен (смеется.) Так точно.
Толстая барыня. Все-таки терпеть можно?
Семен. Так точно. (К Леониду Федоровичу.) Прикажете идти?
Леонид Федорович. Иди, иди.
Доктор (к профессору). Пульс тот же, но температура понизилась.
Профессор. Понизилась? (Задумывается и вдруг догадывается.) Так и должно было быть, — должно было быть понижение! Двойная энергия, пересекаясь, должна была произвести нечто вроде интерференции. Да, да.
(Говорят все вместе, уходя):
Леонид Федорович. Мне одно жалко, что полной материализации не было. Но все-таки… господа, милости просим в гостиную.
Толстая барыня. Особенно меня поразило, когда он взмахнул крылышками, и видно было, как он поднимается.
Гросман (Сахатову). Если бы держаться одного гипноза, можно бы произвести полную эпилепсию. Успех мог бы быть совершенный.
Сахатов. Интересно, но не вполне убедительно! — все, что могу сказать.
Леонид Федорович с бумагой. Входит Федор Иваныч.
Леонид Федорович. Ну, Федор, какой сеанс был — удивительный! Оказывается, что землю-то надо уступить крестьянам на их условиях.
Федор Иваныч. Вот как!
Леонид Федорович. Да как же? (Показывает бумагу.) Представь, бумага, которую я им отдал, оказалось на столе. Я подписал.
Федор Иваныч. Как же она попала сюда?
Леонид Федорович. Да вот попала. (Уходит.)
Федор Иваныч уходит за ним.
Таня одна, вылезает из-под дивана и смеется.
Таня. Батюшки мои! Голубчики! Набралась я страху, как он за нитку поймал. (Визжит.) Ну, да все-таки вышло, — подписал!
Таня и Григорий.
Григорий. Так это ты их дурачила?
Таня. А вам что?
Григорий. А что ж, думаешь, барыня за это похвалит? Нет, шалишь, теперь попалась. Расскажу твои плутни, коли по-моему не сделаешь.
Таня. И по-вашему не сделаю, и ничего вы мне не сделаете.
Занавес
Театр представляет декорацию первого действия.
Два выездных лакея в ливреях. Федор Иваныч и Григорий.
1-й лакей (с седыми бакенбардами). Нынче к вам к третьим. Спасибо, в одной стороне приемные дни. У вас прежде по четвергам было.
Федор Иваныч. Затем переменили на субботу чтобы заодно: у Головкиных, у Граде-фон-Грабе…
2-й лакей. У Щербаковых так-то хорошо, что как бал, так лакеям угощение.
Те же. Сверху сходят княгиня с княжной. Бетси провожает их. Княгиня глядит в книжечку, на часы и садится на ларь. Григорий надевает ей ботики.
Княжна. Нет, ты, пожалуйста, приезжай. А то ты откажешься, Додо откажется — ничего и не выйдет.
Бетси. Не знаю. К Шубиным надо непременно. Потом репетиция.
Княжна. Успеешь. Нет, ты пожалуйста. Ne nous fais pas faux bond. Федя будет и Коко.
Бетси. J'en ai par dessus la tête de votre Coco.
Княжна. Я думала, что я его здесь найду. Ordinairement il est d'une exactitude…
Бетси. Он непременно будет.
Княжна. Когда я его вижу с тобой, мне кажется, что он только что сделал или вот сделает предложение.
Бетси. Да уж, вероятно, придется пройти через это, И так неприятно!
Княжна. Бедный Коко! Он так влюблен.
Бетси. Cessez, les gens.
Княжна садится на диванчик, разговаривая шепотом. Григорий надевает ей ботики.
Княжна. Так до вечера.
Бетси. Постараюсь.
Княгиня. Так скажите папа, что я ничему не верю, но приеду посмотреть его нового медиума. Чтоб он дал знать. Прощайте, ma toute belle. (Целует и уходит с княжной.)